Второй день первой десятины третьего лиственя.
… Три из четырех переметных сумок, позаимствованных мною у вассалов графа Варлана взамен наших, сгоревших вместе с постоялым двором, оказались разодраны, а их содержимое - разбросано по поляне. Впрочем, большая часть их несъедобного содержимого не пострадала. Да и съедобного - тоже: волки не позарились ни на сверток с вареной репой, ни на десяток головок чеснока, ни на полотняные мешочки с крупами и зерном. А так же не тронули склянки с целебными мазями, связки арбалетных болтов и инструменты для ремонта сбруи. Зато вымазали в крови почти всю сменную одежду, погрызли кожаные фляги с водой и вином, и сожрали все вяленое мясо, овечий сыр и вареные яйца.
Поэтому к охотничьему домику я возвращался с добычей: в полотняном мешке, найденном мною в одной из сумок, находились крупы, остатки овощей, пять когда-то чистых нижних рубах, трое штанов, четыре десятка арбалетных болтов. И кое-какая мелочь вроде свертка с мыльным корнем, двух баночек целебной мази и кусков ткани, используемой для перевязки ран. А у меня на поясе висел трофейный арбалет - неплохое средство для выживания. Особенно для тех, кто не в состоянии нормально передвигаться. И может пользоваться только одной рукой…
… Увидев меня выходящим из леса, баронесса д'Атерн, выглядывавшая в щелку между неплотно прикрытой дверью и косяком, мгновенно распахнула ее настежь и настороженно спросила:
- Стая ушла?
Я молча кивнул: ушла. Скорее всего, на охоту.
- Точно? Я их слышала! Совсем недавно!!!
Кивнул еще раз.
Она густо покраснела, опустила взгляд и еле слышно прошептала:
- А ты не сводишь меня к роднику? Мне надо… Очень…
Я пожал плечами и мысленно обозвал себя придурком - только что затянувшаяся рана на плече полыхнула пламенем, а порез на спине неприятно защипал.
Гримасу, возникшую на моем лице, баронесса приняла за отказ. И помрачнела. Пришлось говорить:
- Свожу…
- Спасибо… - с благодарностью выдохнула она.
Эмоции, вложенные в это коротенькое слово, шарахнули меня, словно кувалдой - на моей памяти ни один дворянин никогда не благодарил простолюдина! А об искренности по отношению к нам, наверное, и не слышали. Поэтому я сначала удивленно приподнял бровь, а уже потом склонил голову. Ну, вместо 'пожалуйста'.
Увы, увидев мое удивление и движение брови, ее милость потемнела взглядом и ушла в себя. А движение головы уже не увидела…
… Ввалившись в дом, я положил на стол мешок с добычей, снял с пояса арбалет и прислушался к своим ощущениям: сил, чтобы дойти до балки и вернуться обратно, почти не было. Да и желания - тоже.
'Надо…' - угрюмо подумал я, высыпал из мешка заляпанные кровью рубахи, перевязочный материал, мыльный корень, взял их левой рукой, вцепился в посох и повернулся к двери:
- Пошли?
Увидев окровавленные тряпки, леди Мэйнария отшатнулась и побледнела.
Пришлось ее успокаивать:
- Волки порвали переметные сумки…
- Наши?
- Наши сгорели. Эти я снял с коней оранжевых…
- А арнотта в них не было? - спросила она и покраснела еще гуще.
Я отрицательно помотал головой.
Баронесса сокрушенно вздохнула, подхватила давно опустевший котелок и вышла наружу…
… Последние шаги до родника я прошел на одной силе воли - тело, еще не восстановившееся после многократного использования Благословения Двуликого, настоятельно требовало отдыха. Поэтому не понял, почему на лице леди Мэйнарии появилось затравленное выражение, а в глазах потухли появившиеся было огоньки.
- Это что, и есть родник? - мрачно спросила она, глядя на тоненькую струйку воды, вытекающую из крошечной лужицы, прячущейся между корней кряжистого дуба.
Я кивнул.
- А ничего побольше и пополноводнее тут нет?
Я развел руками. Вернее, только правой:
- Далеко. Не дойду…
Баронесса закусила губу, тряхнула спутанной гривой и вытаращила глаза. Видимо, чтобы удержать наворачивающиеся слезы. Потом сглотнула, опустила взгляд и попросила:
- Ты… не отвернешься? Мне… мне надо ополоснуться…
Я снова кивнул, доковылял до ближайшего дерева, прислонился к стволу - так, чтобы леди Мэйнария оказалась у меня за спиной. И уставился на массивный корень, торчащий из земли в локте от моих ног.
'Сяду - засну…' - угрюмо подумал я. Потом подумал и добавил: - 'А если не сяду - засну стоя. А потом упаду…'
Сел. Вытащил из ножен кинжал и принялся колоть себя в бедро. Прямо через штанину.
Помогало, но недолго - через некоторое время сознание затянуло мутной пеленой, а перед внутренним взором замелькали картинки из далекого прошлого…
… С высоченного ореха, растущего рядом с городским домом Тьюваров, видно не очень много - вращающееся бревно с лапами-отростками, вокруг которого постоянно скачет кто-нибудь из вассалов графа Виллефорда, часть площадки для поединков один на один и пара вкопанных в землю досок с намотанными на них пеньковыми веревками.
Оказывается, на этих досках отрабатываются удары кулаком, локтями и ногами.
Граф Ареник появляется в поле моего зрения довольно часто - большую часть времени, проводимого им дома, он находится тут. Оттачивает какие-то безумные движения с мечом и щитом, мечом и кинжалом и двумя ножами, сражается с одним, двумя и тремя противниками одновременно, стреляет из арбалета, бросает в цель метательные клинки и зачем-то тягает тяжеленные камни.
Каждое его движение исполнено скорости и мощи. Еще бы - к его услугам лучшие учителя мечевого боя во всем Вейнаре. И не последние несколько лиственей, а с самого детства. Поэтому побеждает он почти всегда. И практически всех.
Смотреть, как он вскидывает руки после очередной победы, невыносимо. Потому что в эти мгновения я представляю на месте побежденных себя. Или Ларку. Или маму.
Я до крови искусываю губы, захлебываюсь злыми слезами, но не отвожу взгляда от ненавистного лица убийцы. И, не переставая, думаю о мести.
Правда, думы эти сродни отчаянию. Ведь граф Ареник - воин. По рассказам наших соседей - лучший в графстве. Он готов к бою всегда - когда скачет по улице в сопровождении до зубов вооруженной свиты, когда ест в городских тавернах и даже когда спит.
Говорят, что он снимает с себя кольчугу только перед сном. А меч кладет не на специальную подставку, а у изголовья. И по утрам хватается за его рукоять еще до того, как просыпается.
'Ну и пусть…' - раз за разом мысленно повторяю себе я. И прикасаюсь пальцами к полузажившему ожогу на щеке. - 'Я его все равно убью…'
… За спиной раздался плеск и приглушенное ойканье. Я тут же вынырнул из забытья, прислушался к доносящимся до меня звукам и горько усмехнулся: ее милость мылась. В ледяной воде. Небось, в первый раз в жизни. А моя Ларка делала это каждый день. И не ойкала.
Лицо сестры тут же возникло перед глазами и я вдруг почувствовал, что схожу с ума - она оказалась похожа на баронессу д'Атерн как две капли воды!
Зажмурился. Потряс головой. Попробовал представить ее еще раз… и понял, что Эллария, которая все эти годы снилась мне чуть ли не каждую ночь, изменилась!
В первое мгновение у меня оборвалось сердце. А потом… потом я понял, что так даже лучше. Ибо время, минувшее со дня гибели моей сестры, не пощадило ни сны, ни воспоминания - последние несколько лиственей я видел сестру нечетко, как в тумане. И с каждым годом этот туман становился все плотнее и плотнее…
… Эллария, стоящая у плетня, краснеет, прижимает руку к синяку под правым глазом и грустно вздыхает:
- Смирения тебе, дядя Данор!
- Смирения и тебе, доча… - доносится с улицы. - Что это у тебя с лицом?
- Да так… - мрачно шепчет она и закусывает губу.
Я в три прыжка оказываюсь рядом с сестричкой, прижимаюсь к щели между прутьев и выглядываю наружу.
В паре шагов от нас стоит одноногий калека, живущий в покосившейся избе у самой околицы.
Стоит и криво ухмыляется.
Я вспыхиваю, выхватываю из рваного постола свое самое большое сокровище - обломок засапожника - сжимаю его в потеющей ладошке и грозно рычу:
- Хватит лыбиться, слышь, ты! Тут нет ничего смешного!!!
- Зря ты так… - шепчет Ларка, ласково проводит рукой по моим волосам. - Это ведь не он…
А потом… извиняется! Перед этим самым Данором:
- Не держи зла, сосед! Брат просто пытается понять, кто меня обидел. И рычит на всех… Еще с вечера…
- Правильно делает… - неожиданно для меня басит калека. - Настоящий мужчина! Понимает, что свою семью надо защищать до последнего вздоха… и даже после него…
Непонимающе смотрю на сестру… и неожиданно для себя оказываюсь в избе у Данора. Повзрослевшим на три лиственя, сидящим за столом и мрачно пожирающим взглядом угрюмо молчащего хозяина дома:
- Ты - воин. Научи меня сражаться!
Старик кривится в жуткой гримасе:
- Я не воин. Я БЫЛ им. Очень давно. И… всего полтора года, пока не потерял ногу…
- Ты держал в руке меч! Ты умеешь убивать! Ты…
- Меч? - восклицает калека, смотрит на меня, как на юродивого, а потом отрицательно мотает головой: - Меч стоит безумных денег. И по карману только белым. Да и не только по карману - черный, пойманный с мечом в руке, отправляется на плаху. Поэтому я его не держал. Ни разу…
- Ладно, пусть не меч, а копье, кистень, нож! Ты умеешь главное - убивать! Научи!!!
- И убивать я НЕ УМЕЮ… - вздыхает Данор. - Хотя и приходилось…
- Не умеешь? - ошалело переспрашиваю я. Не понимая, как это слово сочетается с 'приходилось'.
- Нет. Убивать, отмахиваясь или тыкая, куда попало, и УМЕТЬ - это не одно и то же. Я воевал в ополчении. Тех, кто в него попадает, НЕ УЧАТ. Им просто показывают. Очень немногое: как держать строй, как прикрываться щитом, как колоть копьем. Поэтому все, что я когда-то делал, было подсмотрено. В бою, во время тренировок наемных солдат, в тренировочных поединках дворян… - Данор вытаскивает из-под стола культю и тыкает в нее пальцем: - Как видишь, ногу мне это не спасти не смогло…
Я сглатываю комок и угрюмо хмурю брови:
- Тогда хотя бы подскажи, кто может научить меня сражаться по-настоящему?
Старик смотрит мне в глаза. Долго. Целую вечность. Потом убирает культю под стол, наваливается грудью на столешницу и еле слышно выдыхает:
- Ты - черный. Значит, никто…
Вскакиваю на ноги, сжимаю кулаки и презрительно цежу:
- А Ларка тебя уважала! Э-э-эх, ты…
Калека дергается, как от удара. Потом прищуривается и цедит в ответ:
- На что ты готов, чтобы отомстить?
Усмехаюсь:
- Да на все!!!
- Тогда садись и слушай…
Колеблюсь. Потом все-таки падаю на лавку и превращаюсь в слух.
- Граф Ареник - воин, каких еще поискать. Он силен, умен и… крайне любит жизнь. Поэтому вне своего замка передвигается со свитой из нескольких очень хороших рубак…
- Знаю. Видел…
- Тогда ты должен был понять, что убить его с наскока у тебя не получится…
- Понял. Потому и пришел…
- Значит, тебе нужна умение, скорость, сила и, наверное, выносливость. Так?
Оспаривать очевидное - глупо. Поэтому я просто киваю.
- Все это появится у тебя лиственям к пятнадцати в ЛУЧШЕМ СЛУЧАЕ. Значит, до этого момента о мести придется забыть. И делать все, чтобы к моменту, когда о ней можно будет вспомнить, ты оказался как можно более подготовленным…
Резон в его словах был. Поэтому я снова кивнул.
- А до пятнадцати ты должен как-то выжить. Впрочем, к этому я вернусь чуть позже. Пока давай подумаем, где и чему ты можешь научиться. Согласен?
- В ополчении… - буркнул я.
- В ополчении не учат! Ничему! Кроме того, в войнах оно используется, как затычка для каждой бочки. Поэтому солдаты мрут, как мухи. И большая часть этих 'мух' - новобранцы. Короче говоря, идти в солдаты - это смерть… Или увечье…
Он - замолкает, переводит дух и зачем-то смотрит в окно.
Жду. Молча. Пока он соберется с мыслями и продолжит.
Поворачивается. Откидывается на стену и скрещивает руки на груди:
- Мне кажется, что единственная возможность чему-то научиться - это попасть в охрану купеческих обозов: воины там умелые, знают, с какой стороны браться за оружие и, главное, всегда готовы научить. Конечно же, не всех, а только того, кто бьется с ними рука об руку…
Обозы я видел раза два. Издалека. И даже не представлял, что у них есть охрана. Поэтому подаюсь вперед и таращу глаза, чтобы не пропустить ни слова.
- Попасть в гильдию охранников почти нереально - они не берут людей со стороны. Тем более - детей…
'Не берут?' - повторяю я про себя, а потом вспоминаю сказанное им 'почти'. И вопросительно смотрю на Данора.
- Но если ты вырастешь ОЧЕНЬ сильным, то у тебя будет шанс…
Смотрю на свои тоненькие ручки и вздыхаю - сильным меня не назовешь. Даже из жалости…
Старик замечает мой взгляд и усмехается:
- Это - дело поправимое. Если, конечно, тебе хватит упрямства.
- Хватит…
- Тогда поговори с Браззом - может, он возьмет тебя в подмастерья?… - Кро-о-ом?
Я вернулся из прошлого и уставился на стоящую передо мной баронессу.
Мокрые волосы, обрамляющие бледное лицо, синие, трясущиеся губы, мурашки на тоненькой шейке, красные, опухшие пальцы - за время моего забытья ее милость промерзла насквозь. И теперь прилагала все усилия, чтобы не дрожать и не стучать зубами.
- Я - все… - буркнула она и поежилась.
Я посмотрел на ком окровавленного тряпья, которое требовалось постирать, мысленно пообещал, что сделаю это как-нибудь потом, подтянул к себе посох, кое-как встал и поплелся вверх по склону. Стараясь переставлять ноги как можно быстрее, чтобы баронесса могла согреться на ходу. И надеясь, что в конце этого пути я смогу прилечь и не бередить свои раны хотя бы полчаса.
Увы, мои надежды не оправдались - ввалившись в дом, леди Мэйнария затравленно посмотрела на нетопленную печь, забралась на свое ложе, подтянула к себе ноги и обхватила их руками. Потом закрыла глаза и уткнулась лбом в колени.
Я посмотрел, как ее трясет, и… снова вышел из дома. На этот раз - за сушняком…